Оскар Уайльд
Достиг я Альп: душа огнём полна.
Италия! О сладостное имя!
Когда простясь с горами снеговыми,
Тебя узрел я, милая страна,
То как счастливчик, весел без вина,
Я жил весь день героями твоими;
Но вот вверху, с рубцами огневыми,
Лазурь в златой расплав превращена.
Как локоны сплелись побеги пиний,
В садах фруктовых радостно цветут
Густые ветви, пенясь лепестками.
Но вспомнив Рим за теми облаками,
Где Папу цепи тяжкие гнетут,
Я плачу над прекрасною святыней.
Стоял над морем я безмолвный и унылый,
А ветер плачущий крепчал, и там в тени
Струились красные вечерние огни,
И море пеною мои уста омыло.
Пугливо льнул к волне взмах чайки длиннокрылой.
"Увы! – воскликнул я. – Мои печальны дни.
О, если б тощий плод взрастили мне они
И поле скудное зерно озолотило!"
Повсюду дырами зияли невода,
Но их в последний раз я в бездны бросил смело
И ждал последнего ответа и плода, –
И вот зажегся луч, я вижу, онемелый,
Восход серебряный и отблеск нимбов белый,
И муки прежние угасли без следа.
Облачков белых в небе проносится вдаль череда,
Покрывают поля снова Марта цветы золотые,
Под ногою нарциссы, и лиственниц кисти густые
Чуть качнулись от лапок снующего рядом дрозда.
Бриз на крыльях своих утром тонкий несёт аромат,
Аромат свежих листьев, и трав, и земли из-под плуга,
Птицы рады Весну встретить песней — она их подруга,
Скачут с ветки на ветку, в деревьях дрожащих кружат.
Наполняет леса гул Весны, и журчанье, и свист,
На колючем кустарнике роза зарделась бутоном,
Крокус — пламя луны, задрожавшее светом бездонным,
Опоясан кольцом, где сверкает звездой аметист.
А платан той сосне что-то хочет любовно шепнуть,
Шелестя и смеясь, и взлетая зелёной мантильей,
Тёмный вырез дупла вяза радугой вдруг осветили
Яркий вяхиря зоб и его серебристая грудь.
Вот и жавронок быстро взлетел из тиши луговой,
Разорвав сеть росы, и тончайшую нить паутины;
И сверкнув вдоль реки, словно синее пламя быстрины,
Чистый воздух пронзил зимородок летящей стрелой.
Как же сладостна жизнь! Хотя знаю, конец недалёк:
Вскоре громом и градом зима принесёт нам бураны,
И осыплется золото лилий, и бросят каштаны
На траву красно-белыми волнами нежный цветок.
И поблекнет луч солнца, скрываясь в туманах седых,
И придёт листопад, и на юг заторопятся птицы,
И оставят меня без цветов среди снежной темницы
Вспоминать о красотах Весны и о днях молодых.
Замолчи, моё сердце! Ты думаешь, мы не должны
Были видеть блеск солнца, травы и цветов в изумленье!
Да, я жил и любил! И считаю, что страсти мгновенье
Нам дороже, чем все возвращенья цветущей Весны.
Шум пляски слушая ночной,
Стоим под ясною луной, —
Блудницы перед нами дом.
"Das treue liebe Herz"* гремит.
Оркестр игрою заглушит
Порою грохот и содом.
Гротески странные скользят,
Как дивных арабесков ряд, —
Вдоль штор бежит за тенью тень.
Мелькают пары плясунов
Под звуки скрипки и рогов,
Как листьев рой в ненастный день.
И пляшет каждый силуэт,
Как автомат или скелет,
Кадриль медлительную там.
И гордо сарабанду вдруг
Начнут, сцепясь руками в круг,
И резкий смех их слышен нам.
Запеть хотят они порой.
Порою фантом заводной
Обнимет нежно плясуна.
Марионетка из дверей
Бежит, покурит поскорей,
Вся как живая, но страшна.
И я возлюбленной сказал:
— Пришли покойники на бал,
И пыль там вихри завила.
Но звуки скрипки были ей
Понятнее моих речей;
Любовь в дом похоти вошла.
Тогда фальшивым стал мотив,
Стих вальс, танцоров утомив.
Исчезла цепь теней ночных.
Как дева робкая, заря,
Росой сандалии сребря,
Вдоль улиц крадется пустых.
Ступай легко: ведь обитает
Она под снегом там.
Шепчи нежней: она внимает
Лесным цветам.
Заржавела коса златая,
Потускла, ах!
Она — прекрасная, младая —
Теперь лишь прах.
Белее лилии блистала,
Росла, любя,
И женщиной едва сознала
Сама себя.
Доска тяжелая и камень
Легли на грудь.
Мне мучит сердце жгучий пламень. —
Ей — отдохнуть.
Мир, мир! Не долетит до слуха
Живой сонет.
Зарытому с ней в землю глухо
Мне жизни нет.